Есть у нас небольшой старенький домик в деревушке что в 15 километрах от города. В хозяйстве — кролики, куры, собачка, небольшая пасека, да огород в 20 соток. Так что крутимся мы с моей женой между городом и деревней: недельку там, пару недель здесь, на природе. Места здесь красивые: перелески, леса, прекрасный пруд… А дышится-то как! Вся скверна, накопленная в городе, будто шелуха, отлетает с души! Да и телом очищаешься, молодеешь.
Всю ночь лил дождь. Тревожно шумела — скрипела раскидистая крона старушки белой акации, звякала незапертая калитка, хулиганисто насвистывал в оконной раме разгулявшийся сиверко…
Но вот уже уловил глухое, словно из глубокого погреба, петушиное пение: соседский орет, молодой. Наш лентяй еще дрыхнет на жердочке. Но, чу! И он подал голос, хрипловатый, неуверенный, как бы извиняющийся: «Простите, мол, хохлатушки, заспался я что-то…» Отозвались кочеты из хутора Большой Остров, затем из Расторога, последними подключились клишинские. Оно и понятно: Клишино — деревня большая, шумная, пока улягутся-усядутся, и спать-то некогда… А в нашей Ажовской Щеке всего -то полтора десятка домишек, да и то курочки водятся не во всех подворьях — перед кем тут петушиться! Вот и уходят на покой аккурат с закатом солнышка.
Однако ж раскричались, горластые! И дождик вроде стих. Угомонилась, успокоилась акация, умолкла свистулька за окном. Светает, пора и мне вставать, а как не хочется — такое мягкое да удобное постельное белье российских производителей.
Поставил чайник на огонь, вышел во двор — сыро. Ну, где ты, июль.
-Горнило? Ау! Что же ты, непутевый, растранжирил все тепло, хотя бы осени маленько оставил… Эх, попить чаю, да еще поваляться в теплой постели! Зевота сводит скулы. «Лентяй!» — стыжу сам себя и приказываю: «Вперед!»
Легкая зарядка: и — раз, и — два, и — три! Ух, ты! Ноги выше! Скрипят колени? На другом конце улицы слышно?. Пусть думают, что это музыкальное сопровождение: главное — в такт! Еще, и еще, и… Ой, спина! Зря, зря отказался от козьего полушалка, а обернулся бы, оно, глядишь, и… Ладно, не впервой — расхожусь. Во, блин, какие-то звездочки замельтешили перед глазами. А ведь советовала женушка на медок приналечь. Да, надо бы почаще откушивать, авось, и мушки-комарики разлетятся, и звездочек не станет.
Что-то серое мелькнуло у крыльца и исчезло в винограднике. Через пару секунд оттуда показалась кроличья мордашка. Бедолага, как ты тут оказался?! Неужто я клетку забыл запереть? Вот растяпа! Подманиваю куцехвостого: «Трусь, трусь, трусь!» (Странный клич, не правда ли?) Того и жди, что крольчак ответит на мой призыв: «Ну и трись себе. Я, может, тоже хочу потереться, о морковку…» Исхитряюсь-таки изловить беглеца и водворить в клетку: «Не обижайся, парень, мы, как и ты, в клетках да рамках живем». Я не всю правду сказал кролику. Я не сказал ему, что мы, люди, иногда выходим за рамку и вырываемся из клеток. А уж коли вырвемся…
В К ведру никак. Под ногами чавкает, напиталась земелька, насытилась — жаль, поздновато — картофельки с горошинку, капустки вовсе нету, зато перцы, помидоры, огурцы, арбузы…
Ко-ко-ко! Хохлатки еды требуют. Щас, насыплю маленько. На много не рассчитывайте, потому как «золотая» ноне пшеничка. Что делать? Не пускать же хозяйство под нож! Уж как-нибудь до весны дотянем. Тем более что правительство обещает окоротить рост цен. Нам много чего обещали…
Частый стукоток в саду, будто поленце стучит о деревянные спицы телеги. Ага, дятел прилетел. Рановато пожаловал, железноклювый. Ладно, стучи, выковыривай паразитов, ядри их в каламашку, лечи яблоньку, а я пойду по своим делам.
Солнышко, красное, натужное, выбралось из-за косогора, баба Валя пошла «башню включать», сосед Иван Михайлович выпроводил своих хохлаток на улицу. Пора и своих выпускать. Надо бы еще натаскать воды, наколоть дров, убрать ботву. Дачный день начался. Вот такое у меня утро в деревне.